Форма входа

Искать

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Источники обычного права монгольских народов.

  В современной теории права является непреложным факт существования в современном праве четырех источников: правового обычая, нормативно-правового акта, правового прецедента, нормативно-правового договора. Теоретики и историки права, начиная с XIX века, определяя правовой обычай как древнейшую форму права, выделяют его сущностные характеристики, обосновывают его значение, как для права древних обществ, так и для современного права. Однако практически не принимают во внимание то, что термин «источник права» не только предусматривает форму выражения права, но и имеет более глубокое происхождение. Попытки рассмотрения источников правового обычая мы находим лишь у немногих исследователей: А.И. Першица, Г.В. Мальцева, Д.Ю. Шапсугова, А.Б. Венгерова. А концепция Ю.И. Семенова о соотношении предправа, табуитета и морали, хотя и находит свое подтверждение в этнологических исследованиях, однако не может быть применена по отношению ко многим этносам и этническим группам, у которых обычное право формировалось другим путем, в частности, как ни странно это звучит для современного исследователя-юриста, в том числе из норм позитивного права.

  Существующие в современной историко-правовой, теоретико-правовой и этнологической науках определения правового обычая и основанного на нем обычного права, как права, санкционированного государственной властью, что придает ему характер обязательности, не дают, однако ответа на вопрос: а каковы же сами источники обычного права?
Исследованию природы этнического правового обычая посвящена работа Н.И. Кочетыговой. Наряду с обобщением достигнутого юридической наукой и практикой материала, автор высказывает много оригинальных положений и мыслей, имеющих определенный интерес. Привлекает внимание авторское определение этнического обычного права как практикуемых норм, обеспечивающих регулирование отношений внутри определенной социально-культурной группы, являющиеся частью национальной культуры, национального самосознания и основанные на правовых обычаях, сложившихся внутри этой группы, наличие которых подтверждается реальным осуществлением и не зависит от отношения к ним государства. Со многими положениями автора можно согласиться. Это и обоснование различия природы этнического правового обычая как части традиционной правовой системы, который может быть инкорпорирован в позитивную правовую систему путем его государственного санкционирования, и правового обычая, изначально сложившегося в позитивном праве. С последним утверждением следует согласиться. Более того, на него нужно обратить пристальное внимание, особенно при рассмотрении источников обычного права.

  К сожалению, эта проблема не находит достаточного обоснования в других историко-юридических исследованиях, несмотря на то, что отечественной наукой накоплен богатый материал о функционировании обычного права в различных регионах как нашей страны, так и стран ближнего зарубежья.
  Рассмотрим некоторые примеры, характеризующие источники обычного права. Так, к примеру, в среднеазиатских государственных образованиях сложилась довольно своеобразная ситуация с применением и функционированием норм обычного права.

  Связи России и среднеазиатских государственных образований прослеживаются еще с XV века. В XVIII веке Российская империя проводила активную политику по присоединению этих территорий. Но окончательно завершена она была в начале XIX века. В 1801 году из казахов, принявших русское подданство, была образована Букеевская орда, а в 1846 году султаны Старшего жуза приняли присягу на верность российскому императору.
Казахские ханства по своему типу представляли политически раздробленное патриархально-феодальное государство. Оно состояло из нескольких феодальных владений (ханств), входивших в состав трех жузов – Старшего, Среднего и Младшего, в основе которых были три обособившихся кочевых района.
В течение долгого времени в Казахстане сохранялся древний обычай, согласно которому стороны в споре могли обращаться за его решением к любому члену рода, отличавшемуся своим умом и большим жизненным опытом, то есть главенствовало третейское разбирательство судебных дел. С развитием государственности появились судьи – бии. В XV-XVII вв. судьями становились те, кто хорошо знал обычаи, выделялся своим общественным положением и умом. Вначале они не получали никакой платы за разбирательство дел, но впоследствии было официально установлено вознаграждение за решение дела в размере одной десятой части всего иска. И уже с XVII века в казахских ханствах существовал с довольно широкой компетенцией суд биев, к которому в процессе развития феодальных отношений перешли функции прежнего третейского суда, а также суд султанов, разбиравший различные тяжбы между крупными родами, и суд хана. Хану принадлежало также право судить султанов и биев, выносить окончательные судебные решения. Но при этом его судебная власть была некоторым образом ограничена, так как действующим правом в Казахстане было обычное право (адат), кодифицированным в так называемые «Законы Тауке». В последующем правовом развитии «Законы Тауке», фактически являвшиеся нормами позитивного права, стали нормами адата, исполнение которых базировалось на обычае.

  В период включения Казахстана в состав Российской империи, который сопровождался в 1780-е годы реформами в области управления и права, в регионе были организованы в отделениях казахских родов Пограничные суды и судебные расправы. Однако казахские старшины, формально согласившись с необходимостью этих учреждений, но, не понимая их смысла, направили туда в качестве заседателей не особо авторитетных представителей маловлиятельных родов. Этого, по мнению исследователей, было достаточно, чтобы изначально свести на нет влияние новых органов управления и парализовать их работу. Не столь плодотворны были и дальнейшие попытки российской администрации по реформированию этих органов.

  Политической и правовой экспансии России некоторые казахские лидеры первой половины XIX века противопоставляли собственное нормотворчество, что, прежде всего, должно было служить укреплению их власти. Наиболее последовательные шаги в этом направлении были сделаны султаном Младшего жуза Арынгазы на рубеже 1810-1820-х годов, который сделал ставку на введение мусульманского права для сплочения казахского народа на освященной религией основе. Хан Букеевской орды Джангир в 1830-е годы приказал составить кодекс «Нового обычного права», опирающийся в большинстве норм на религиозные источники, в частности, мусульманское право. В 1840-е годы султан Среднего жуза Кенесары отменил суд биев, сосредоточив полноту власти, в том числе судебной, в руках политической верхушки возрожденного им на короткое время Казахского ханства [1, 153]. Однако ни одна из этих попыток не увенчалась успехом в силу комплекса причин, важнейшей из которых была политика российской администрации в регионе, которая во второй половине XIX века стала более последовательной и жесткой.

  Территории, населенные киргизами, вошли в состав России в 50-70-х гг. XIX века, после образования Туркестанского генерал-губернаторства. Туркменские племена оказались в зависимости от России во второй половине XIX века. Судебная система (а именно в судебной системе наиболее ярко проявляются обычно-правовые нормы) у степных народов Средней Азии в основном основывалась на нормах обычного права (адата). До присоединения к России, народным судьей (бием) мог стать любой уважаемый человек. Бием его делала просьба кого-либо рассудить дело.
У всех рассматриваемых народов до их вхождения в состав России преступления и спорные дела разбирались собраниями авторитетных лиц – маслахатами (советами), медждисами. В прошлом маслахаты выполняли широкий круг функций – военные дела, поземельные отношения и пр. Судебные разбирательства чаще всего носили характер третейского суда, направленного на выработку условий примирения тяжущихся сторон. При этом если тяжба касалась разных родовых групп или племен, то в разбирательстве в качестве судей участвовали представители этих групп. Если же истец и ответчик принадлежали к одной родственной группе, то дело разбиралось аксакалом этой группы . Официальных выборов в состав маслахатов не было. Туда как бы автоматически выдвигались наиболее уважаемые старейшины. В советы разных уровней входили бии и аксакалы – старейшины, возглавлявшие родственные группы соответствующих уровней, которые выполняли все властные функции, включая и судебные.
Представляет несомненный научный интерес и развитие права монгольских племен – бурят, алтайцев, тувинцев, калмыков и других. Наиболее значительным законодательным памятником, оставившим существенный след в правовой истории этих народов, несомненно, наряду с Великой Ясой Чингисхана, «Великим уложением 1620 г.», «Халха Джирум», является Великое Уложение 1640 г., принятое на съезде 44 монгольских и ойратских феодалов, главная цель которого, как отмечал И.Я. Златкин, заключалась в том, «чтобы на базе объединенных Халхи и Джунгарии создать своеобразную конфедерацию ханств и княжеств, связанных общими классовыми интересами их феодальных правителей». Анализируя материалы законов, принятых на съезде князей 1640 г. в Джунгарии, можно прийти к заключению, что их основной идеей была подготовка к возможному объединению крупных князей-нойонов. Стержнем данных процессов была политика преодоления раздробленности, диктовавшаяся как внешними, так и внутренними причинами. В Джунгарии она привела к созданию в 1635 г. Джунгарского ханства, в Калмыкии – Калмыцкого ханства.

  Действие ойратского устава на первоначальных территориальных границах продолжалось лишь в течение второй половины XVII века. С конца столетия ойратский устав имел различную судьбу у монголов, кочевавших в восточной Монголии и Зюнгарии и в конце XVIII века окончательно попавших под иго китайцев; и у других племен – сибирских бурят, алтайских калмыков и калмыков юго-восточных (астраханских) степей.
Многие статьи монголо-ойратских законов действовали в среде монголоязычных народов достаточно длительное время. Так, в Халхе они действовали до появления сборника законов «Халха Джирум», который является ценным памятником монгольского феодального права XVIII века. Многие статьи законов «Халха Джирум» свидетельствуют о том, что сам сборник в большей степени явился кодификацией норм обычного права.